Из стихов Гумилева выбрал те, что написаны словно обо мне

Николай Носков — о новых альбомах, гумилевском фильме, европейской карьере, Тухманове, Лепсе и «Парке Горького»

9 ноября в московском «Крокус Сити Холле» Николай Носков представит записанный в Германии «промежуточный» альбом — «Без названия», а 18 ноября выступит на той же площадке в составе группы «Парк Горького», которую покинул 20 лет назад. В преддверии важных концертов певец встретился с обозревателем «Известий» Михаилом Марголисом.

— Твой предстоящий столичный сольник заявлен как «новая акустическая программа». Что это значит: ты представишь абсолютно свежий материал или акустические аранжировки своих известных вещей?

— Я давно гастролирую только с акустикой. Электричества у меня вообще нет. Сначала работал с оркестром, потом оставил лишь струнный квартет. Но он в определенных моментах создает некую сопливость. Мне не хватало какого-то более мужественного инструмента. И тут я вспомнил о Бахе, который удачно совмещал со струнными орган. Тема сложная, поскольку звук органа своей мощью практически «убивает» струнные инструменты. Но у меня же не классическая музыка, и я нашел в своих авторских темах гармоничное сочетание «Хаммонда» с квартетом.

— Новый альбом ты записываешь в немецком Хайдельберге, потому что там сейчас живешь?

— Нет. Я поехал туда именно для записи «промежуточного» альбома — «Без названия». В нем всего шесть композиций. Одну из них мой немецкий продюсер Хорст Шнебель определил как «мягкий калифорнийский панк».

— Это ту, что ты записал при участии немецкой группы De Phazz?

— Да, международный проект получился. И клип сняли на эту песню.

— Музыканты De Phazz присоединились к тебе просто потому, что живут в городе, где ты записываешься, или есть другие причины?

— Хорст — наш общий продюсер. Он им как-то предложил послушать мою музыку. Ребятам понравилось, и они сыграли со мной вместе. Теперь они приедут на мой московский концерт 9 ноября. Просто в качестве гостей. Но в следующем году они, вероятно, поучаствуют в записи моего большого двойного винилового альбома.

— Раз у тебя появился немецкий продюсер, ты, надо полагать, планируешь развитие и своей европейской карьеры?

— К этому идет. Хорсту сразу понравились мои баллады, и он предполагал, что их надо перевести на английский и продвигать. Но по ходу работы над данным материалом решил, что ничего не нужно перепевать ни на английском, ни на немецком. Подойдет именно русская версия. «Боже, как печально все звучит, как печально...» — причитал он сначала, а потом понял, что «это настоящая психоделика».

— В альбоме «Без названия» ты вернулся к теме «Неоконченное» на стихи Маяковского, которую делал с Давидом Тухмановым почти 30 лет назад, после того как распался проект «Москва».

— Да, Тухманов нас тогда, сколько мог, защищал от критики, но однажды собрал в своей квартире на Кутузовском и сказал: «Ребята, больше отстаивать и продвигать вас я не могу...». Говорили, что у солиста «Москвы» слишком экспрессивный вокал. Ко мне за кулисы приходили люди из Росконцерта и просили: «Николай, вы можете спеть нормально, как поют у нас в вокально-инструментальных ансамблях?». Потом вообще фашистом стали называть. Наверное, потому, что я носил кожаные брюки, кожаную рубашку и кожаный узкий галстук.

— Странно, ведь в начале 1980-х тот же Росконцерт уже активно зарабатывал на гастролях некоторых наших рок-команд. «Машина Времени» или «Автограф» его устраивали, а «Москва» под управлением орденоносного члена Союза композиторов Тухманова — нет?

— Наш арт-рок им казался слишком сложным, грузным. Помню, в Сочи в гримерку к Тухманову ворвалась бабуля с криком: «Как вы, человек написавший «День Победы», можете содержать этих фашистов?». Давид Федорович — интеллигент, но тут не выдержал, наорал на нее и выставил из гримерки. Но все-таки ему пришлось от нас отказаться. Он сказал: «Если хотите, могу пристроить вас в какую-нибудь отдаленную филармонию, скажем, в Элисте». Идея как-то никому из «Москвы» не понравилась. Тогда Тухманов предложил мне развивать сольную карьеру. Сказал, что у него есть баллада на стихи Маяковского, мы ее записали. Один раз Элеонора Беляева показала ее в своем «Музыкальном киоске». И тут же вышла статья в «Советской культуре», написанная, между прочим, нашим знаменитым режиссером-кукольником Сергеем Образцовым, в которой он выразил надежду, что эта песня больше на советском телевидении звучать не будет. Типа не трогайте светлый революционный образ Маяковского. Тухманов мне опять позвонил: «Что-то, Коль, у нас и с сольной твоей карьерой не ладится...».

— И эту песню ты вернул в свой репертуар только сейчас. Что стало поводом?

— Как-то странно получилось. Ко мне на концертах часто подходили люди и напоминали: «Вот вы еще пацаном пели песню на стихи Маяковского...». В конце концов я решил, что нужно сделать для нее новую аранжировку и исполнить. Ко мне, кстати, Григорий Лепс подходил по поводу «Неоконченного»: «Коль, продай песню». Я ответил: «Так она не моя. — А чья? — Тухманова. — А-а, тогда не надо». Его Тухманов вроде где-то критиковал.

— А ты-то не собираешься возродить альянс с Тухмановым?

— Он сыграл мне года три назад свой новый материал. Это опять песни на стихи наших серьезных поэтов начала прошлого века. Я озадачился сложностью композиций, понял, что над ними нужно работать едва ли не год. А у меня были какие-то свои авторские замыслы, да их сейчас их полно. Так что мы решили с Давидом Федоровичем повременить с совместным творчеством.

— Самостоятельно ты сейчас не хочешь обратиться к стихам больших поэтов прошлого, как в принципе раньше уже делал?

— Нет. Ты вспоминаешь мои песни на стихи Николая Гумилева, но я их записывал для своего фильма, который вот-вот начну снимать. Это художественный, полнометражный музыкальный фильм, где от образа и текстов Гумилева многое отталкивается, но главным героем является не он. Мне кажется, у нас подобного кино давно не было, со времени «Романса о влюбленных» (фильм Андрея Кончаловского. — «Известия»). Выбирая гумилевские стихи, я останавливался на тех, что написаны словно обо мне. Только мне так не сказать, а Гумилев сказал. Режиссеры, знакомившиеся с синопсисом, спрашивали: «Коль, ты о себе, что ли, кино хочешь снять?». Ну, я улыбался в ответ.

— А Ахматова там фигурирует?

— Ну так, чуть-чуть. Мимо проходила...

— После своего сольника в «Крокусе» ты выйдешь на ту же сцену в составе группы «Парк Горького», отмечающей свое 25-летие. Все-таки уговорили тебя еще раз объединиться с прежними коллегами?

— Когда Леша Белов (гитарист «Парка Горького». — «Известия») сообщил мне об идее такого реюниона, я заметил, что в связи с юбилеем и моим появлением в команде еще больше поднимется всякой мути о прошлом: кто кого бросил, кинул, когда ушел-пришел? Кроме того, на английском мне сейчас петь совсем не хочется. Уже надоел этот язык. Поэтому мы договорились, что на юбилее в «Крокусе» я спою, а по другим поводам пусть меня не трогают.

— Но отношения со всеми участниками «Парка Горького» у тебя сейчас нормальные?

— Да все в порядке. Вот Сашка Львов (экс-барабанщик «Парка Горького». — «Известия») прилетел из Штатов и постоянно бывает у меня на даче. И с Лехой Беловым перезваниваемся. И с Саней Миньковым (бас-гитарист «Парка Горького», он же певец Александр Маршал. — «Известия») давно никакой конкуренции. Это на первых порах нас как-то сравнивали, а сейчас мы в разных областях работаем. И со Стасом Наминым у меня, к слову, тоже нормальные отношения. Это между ним и остальными ребятами вечно какие-то трения. Просто я совсем в своей стороне, и музыка такая, как у «Парка», меня не трогает, ушло все.

— Но на юбилее предстоит петь именно те, давние хиты группы. Тебе сейчас нужно их хотя бы несколько раз повторить на репетиции?

— Нет. Без репетиций спою. Как говорится «руки-то помнят».

Михаил Марголис

29 октября 2012, 18:10
Известия